Herrlicher Baikal vereist (упр. 45, урок 12)
Ich bin in Nowosibirsk. Es schneit und an Tagen ohne Schnee schneidet ein eiskalter Wind durch die breiten Straßen, fegt über die hohen Fassaden, treibt Sand in die Augen. Vielleicht bin ich hier zwei Monate zu spät, vielleicht gewinnt Nowosibirsk durch fünfzig Grad Frost und kniehohen Schnee? Mir gefällt, dass die Nowosibirsker bei dieser Kälte, in diesem nadelscharfen Wind auf den Bänken sitzen, die im Mittelstreifen der Straßen aufgestellt sind. Am nächsten Morgen geht meine Reise an den Baikal. Mich betreut eine kleine nette Frau. Sie ist am Baikal geboren, sie fährt in ihre Heimat.
Wir fahren Achterbahn, hinauf und hinunter, aber immer geradeaus. Vor jeder Abfahrt ein Warnschild: Zehn Prozent Gefälle. Die Achterbahn ist wie neu, auf ihr erreicht ein rasch fahrendes Auto den Baikalsee von Nowosibirsk aus in einer Stunde. Wir werden es vielleicht in fünfundvierzig Minuten schaffen. Aber was ist im Winter, frage ich, bei eurem Schnee hier; wie räumt man solche Gefälle? Überhaupt nicht, sagt meine Betreuerin, das besorgt der Sturm. Die kleine Frau kennt sich aus.
Die Straße ist nicht strak befahren. Mai ist noch keine Reisezeit für Sibirien. Oft muss der Fahrer kleine Brücken befahren. Die Brücken sind notwendig wegen der vielen Wasserarme; dreihundertsechsunddreißig Flüsse, Flüsschen, Bäche tragen ihr Wasser in den See. Die Angara ist die Ausnahme, sie entspringt als einziger Fluss dem Baikalsee. Es gibt eine Legende darüber, sagt die kleine Frau. Die Fahrt ist für sie nicht ein beliebiger Ausflug, um zufälligen Gästen das Land zu zeigen. Sie ist hier wie der Baum in der Erde verwurzelt. Sie kann sich nicht vorstellen, Sibirien zu verlassen, ein Dasein ohne die Wälder, ohne die Städte an den dunkel kalten Strömen, ohne die kurzen heißen Sommer. Als Kind ist sie auf dieser Straße gefahren, zwischen Fichten, Birken, Zedern, Kiefern, Lärchen, jeder Baum färbt seine Blätter und Nadeln in anderem Grün, wer kann das vielerlei Grün im Vers ausdrücken oder das erstarrte Weiß der Wipfel im Winter.
Manchmal fährt sie weg. Sie besucht ihre Tochter in Kiew, aber die Besuche dauern nie lange. Sehnsucht überfüllt sie nach den Wäldern und dem Fluss. In ihrer Kindheit war er schmaler. Die Ingenieure haben den Fluss zum Meer aufgestaut. Jetzt wandelt sich das Klima; es wird wärmer, feuchter. Die Heimat wird anders, aber nicht fremd. Doch nun schaut den Fluss! Hier nimmt er seinen Anfang im See. Seht den Stein, er bezeichnet das Ende des Sees und den Anfang des Flusses, bei den Alten heißt er der Schamanenstein, sagt meine Betreuerin. Jenseits des Schamanenfelsens ist nun endlich die Perle Sibiriens: der See, blau vor allem und am Ufer klar bis auf den Grund. Weiße Schiffe kreuzen von Ufer zu Ufer. Der Baikalsee ist im Mai nicht genießbar ohne Sonnenbrille, ohne Hand über den Augen. Langsam gewöhnt sich das Auge an die Überfülle von Licht. Zwischen Ufer und Eisdecke plätschert ein Streifen Wasser, blaues Wasser, Eisschollen schwimmen darin. Wenn jetzt ein starker Sturm kommt, sagt die kleine Frau, ist das Eis rasch verschwunden.
Sie beschreibt einen Weg. Wir müssen diesen Weg gehen. Eine Fahrstraße, trotz Serpentinen steil ansteigend. Thüringer Wald im Hochsommer, mit dem Aroma von ätherischen Ölen. Sie lösen sich im Aufbrennen der Sonne aus Blättern und Nadeln, mit dem strengen Geruch vom Harz, mit dem Geruch von gefälltem Holz. Gesurr und Gesumm von Käfern über dem Gras. Thüringer Berge in einem sehr heißen Sommer: die Straße hinan, Jacke über der Schulter, Hemd offen bis zum Gürtel, schweißüberströmt, das Unterhemd an der Haut klebend. Abkühlung erwünscht? Ein Blick zurück und da ist wieder Eis, mit dem Aufstieg größer und größer der weiße Spiegel, eisige Decke, ihre Ausdehnung nicht mit dem Auge zu fassen: so groß wie die Niederlande und Belgien zusammen.
Hat sich der Aufstieg gelohnt, fragt die kleine Frau. Ihre guten Augen spiegeln die Freude an einer begeisterten Schilderung vom See wider. Er wird für immer in der Erinnerung bleiben in diesem Aufeinanderprall von Kälte und Hitze, ein länglicher Spiegel, von Bergzügen umrahmt, wo der Schnee mit dem Nebel zu eins vermischt ist.
Великолепный покрытый льдом Байкал
Я в Новосибирске. Идет снег, а в бесснежные дни ледяной ветер гуляет по широким улицам, заметает высокие фасады, бросает песок в глаза. Может, я опоздал сюда на два месяца, может, в Новосибирске лучше, когда на улице пятьдесят градусов мороза, а снега — по колено? Мне нравится, что новосибирцы в такой холод, под этим резким, как игла, ветром, сидят на скамейках, расположенным в середине дороги. Следующим утром начинается мое путешествие на Байкал. Со мной едет хорошенькая маленькая женщина. Она родилась на Байкале и едет на свою родину.
Мы едем по канатной дороге, вверх-вниз, но все время прямо. Перед каждым спуском предупреждающая надпись «Наклон 10%». Дорога как новая, и по ней быстро движущийся автомобиль мог был достичь озера Байкал из Новосибирска за один час. Мы же будем там уже через сорок пять минут. Но как же зимой, спрашиваю я, со всем этим вашим снегом, как вы очищаете такие склоны? «А мы и не очищаем, — говорит моя спутница. — Это делают бури». Маленькая женщина хорошо в этом разбирается.
Дорога не очень загружена. Май — не время для поездки в Сибирь. Часто водителю приходится проезжать по небольшим мостам. Мосты нужны для того, чтобы пересекать водоемы; триста тридцать шесть рек, речек, ручейков несут свои воды в озеро. Ангара является исключением: это единственная река, вытекающая из озера Байкал. Об этом есть одна легенда, говорит маленькая женщина. Эта поездка для нее — не какая-то экскурсия, которую затеваешь ради того, чтобы показать край случайным гостям. Ее корни уходят сюда, как корни дерева — в землю. Она не может представить себе, что покинет Сибирь, не может представить свое существование без леса, без городов с темными холодными потоками, без короткого жаркого лета. Ребенком она ездила по этой улице, между елей, берез, кедров, сосен, лиственниц; листья и хвоя деревьев переливались всеми оттенками зелени, которые можно описывать в стихах, или белели окоченевшими верхушками зимой.
Иногда она уезжает. Он ездит к своей дочери в Киев, но ненадолго. Ее переполняет тоска по лесу и по реке. Когда она была маленькой, река была `уже. Инженеры отгородили реку от моря. Теперь климат меняется; становится теплее, влажнее. Родина изменяется, но не становится чужой. Посмотрите же на реку! Она берет свое начало в озере. Посмотрите на камень, который обозначает конец озера и начало реки. Этот камень издавна зовется Шаман-камнем, говорит моя спутница. По ту сторону Шаман-камня находится, наконец, жемчужина Сибири — озеро, все синее, а у берега такое прозрачное, что видно дно. Белые корабли пересекают озеро от берега до берега. В мае на Байкал нельзя смотреть без солнцезащитных очков, не прикрывая рукой глаза. Глаз медленно привыкает к переизбытку света. Между берегом и ледяной коркой плещется полоска воды, голубой воды с плавающими в ней льдинами. Если сейчас начнется сильная буря, говорит маленькая женщина, лед быстро исчезнет.
Она обрисовывает мне дорогу. По этой дороге мы должны идти. Дорога, несмотря на извилистые изгибы, круто уходит вверх. Тюрингенский лес в середине лета с ароматами эфирных масел. Под палящим солнцем они выделяются из листьев и хвои вместе сильным запахом смолы, вместе с запахом срубленного дерева. В траве жужжат и гудят жуки. Тюрингенские горы очень жарким летом: идешь вверх по дороге, куртка через плечо, рубашка расстегнута до пояса, весь мокрый, майка липнет к телу. Хочется охладиться? Взгляд назад — и вот снова лед. Чем выше поднимаешься, тем больше и больше белое зеркало, ледяной покров, на всем его протяжении не охватить его взглядом: размером он с Нидерланды и Бельгию, вместе взятые.
«Оправдывает ли себя подъем?» — спрашивает маленькая женщина. В ее добрых глазах отражается радость от воодушевленного описания озера. Оно навсегда останется в памяти этой борьбой жары и холода, вытянутым зеркалом, обрамленным горными хребтами, где снег смешивается с туманом.
|